Ни одним нашим планам не суждено было сбыться. Сколько бы мы ни мечтали, сколько бы не рассчитывали на обстоятельства, на удобное время или место. Ни единой возможностью из тех, что подкидывала нам жизнь, никто так и не воспользовался.

Мы молчали, когда нужно было говорить. Гордо рвали связь, пытаясь казаться сильными. Скрывали друг от друга важное, обсуждая значимые вещи с мало знакомыми людьми, будто они лучше разбирались в том, чего знать не могли: чего и почему между нами так и не случилось.

Отчеркиваю. Привычным резким движением. С плеча. Безоглядно и безжалостно. Чтобы в тишине одиночества оплакать утрату. Закопать голыми руками в мерзлую землю. Отпеть осипшим от беззвучного крика голосом. Обмыть кисло-сладким ликёром. И отпустить.

Впрочем...
Стоит ли о чем-либо сожалеть, когда искренность твоя существовала лишь в моей голове.

---

Я давно не осознавал той жестокой переменчивости бытия, какая по обыкновению наступает осенью. Она богата событиями, внезапно выбивающими твёрдую землю из-под ног.

Планы, надежды и ожидания превращаются в увядший лист, срывающийся с ветки родного дерева. Он падает на мёртвую траву и с догорающей последними красками тоской смотрит снизу вверх на место, которое раньше казалось домом. Его больше нет.

Точнее, меня в нем больше нет. Как неловкий пассажир, оказываюсь за бортом большого судна, стремительно уплывающего вперёд. Жизнь останавливается. Замирает в тревожно-гнетущем ожидании ровно до того момента, когда я устану бесполезно сопротивляться накатывающим волнам и, наконец, захлебнусь. Соломинки посреди океана не растут...

Осень...
Некогда любимое время года теперь вызывает лишь суеверный ужас.

---

Не ТЕ. Умные, хорошие, понимающие, но не те: такие, в персоналити которых недостаточно того, что имелось у людей, которых я знал ДО.

В этом безнадежном случае невозможно обойтись без выяснения сторон, принудительной расстановки приоритетов, безжалостной дрессуры и необратимых обид. Чем больше требований, чем жестче прессинг, тем сильнее человек начинает походить на затравленную собаку. Отчаянная агрессия становится единственным способом выжить.

Очень сложно забывать тех, кого я методично топил в бескрайнем океане безысходности: иллюзия собственного всемогущества и безнаказанности формирует непреодолимую зависимость. И когда эти люди, наконец, неизбежно оказываются в прошлом, должно пройти еще немало времени, прежде чем я перестану сравнивать новых «жертв» с предыдущими, не испытывая тоски, злобы и субъективного ощущения снижения качества жизни.

Синдром отмены, из-за которого нередко становишься сталкером.
Я проходил через это тысячу раз.

Поэтому всегда будут «не те». Умные, хорошие, понимающие, но не те.

---

Моя жизнь похожа на карусель в парке аттракционов.
Я – лошадка, на которую присаживаются, чтобы проехать пару кругов под мерцающими гирляндами, увивающими полосатый, словно клубнично-сливочный леденец, шатер.
Я не могу сойти со своего места, не могу даже пошевелиться. Поговорить с человеком. Пригласить его прокатиться еще раз. Я способен лишь болезненно привязаться к каждому едва знакомому существу, которое теплыми ладонями огладит пластиковую гриву. Испытать мимолетное счастье от того, что вот сейчас, в эту самую минуту, я не один и как будто бы окружен друзьями. Как будто бы нужен. Но нет... Люди сменяют друг друга так часто, что перед глазами рябит безликая пестрота. Спину ломит от разницы в весе: все-таки ребенок куда легче взрослого. И все они любят меня ровно столько, сколько длится их развлечение - шестьдесят секунд. А затем встают, уходят, не оборачиваясь и не возвращаясь никогда.

Моя жизнь похожа на бесконечную смену человеческих декораций.
Я - дерево, под которым тайно встречались прадед и прабабка знакомого сто пятьдесят лет назад мальчика. А потом - и он сам со своей избранницей, их дети, дети их детей и сотни других людей. Непрерывный круг отношений, который вращается где-то совсем рядом со мной, но не колыхает ни единого листочка.

Моя жизнь похожа на пачку стерильных перчаток и презервативов.
Я - руки. Я - член. Одноразовые знакомые, одноразовые друзья, одноразовые любовники. Никем из них невозможно воспользоваться снова, если вдруг возникнет такое желание, потому что каждый актуален лишь в определенный момент времени той самой первой встречи. И я не научился делать так, чтобы эта актуальность сохранялась чуть дольше. После остаются лишь попытки вылепить идеального компаньона, которые обреченно воспринимаются «побежденной стороной» словно диктат гитлеровской Германии. Шокированные, но все еще очарованные, все они изо всех сил стараются угодить, следуя установленному регламенту, соблюдая каждое ничтожное правило и по-настоящему страшась наказания за случайно допущенную ошибку. Но я-то знаю, что внутри у них, как у ополченцев французского сопротивления, медленно и неизбежно вызревает зерно революции... Я отпускаю их сломленными, с подбитыми крыльями, уповая на то, что никто из них больше никогда не сможет взлететь. И чрезвычайно злюсь, если у кого-то все-таки получается.

Одиночество ли это? О, да, безусловно. Увлекательная игра в куклы, которыми ни с кем не хочется делиться. Куклу можно забросить лет на двадцать, а потом, повинуясь внезапно нахлынувшему порыву ностальгии, вспомнить о ее существовании, пасть ниц с открытым сердцем нараспашку в надежде на то, что игра возобновится с того же места. И все будет по-прежнему. Ведь за этот длительный период для меня ничего не меняется. Однако для них проходит целая жизнь, которая кажется непреодолимой пропастью с хлипкими мостами формальной вежливости и дежурных улыбок.

Это причиняет настоящую боль. Такую абсурдную боль.

---

Ерунда... Все в этой жизни – сплошная ерунда. Даже разговоры о вечном, великом, прекрасном. Жаркие кухонные споры о политике, психологии, о том, что был прав, а кто лев. Все это полная чушь.

«Как дела?» Да разве кому-нибудь интересно, как ваши-мои-его-кого-то там дела? Разумеется, нет. Интересны свои собственные: питаться жадным вниманием со стороны до своих, увы, чаще всего, ничем не примечательных персон. Купаться в лучах неискреннего подобострастия.

Ерунда. Она такая многоликая. Иногда даже кажется чем-то, действительно, стоящим.

Но единственное, что выглядит подлинным – те эмоции, которые проживаешь в конкретный момент времени. Те истовые порывы души, когда делаешь желанную глупость вопреки строгому здравому смыслу. И ощущаешь себя живым.

Свою я совершил так опрометчиво, словно запрыгнул в отходящую от берега яхту, даже не спросив, куда она следует.

---

Обычные люди. Я понимаю, что никогда не буду принят ими, потому что замешан из другого фарша. И кровь, которая течет в моих венах, имеет пронзительно голубой цвет.

---

Так странно наблюдать за тем, как взрослеют твои друзья. Те, с которыми был знаком очень давно. Лет десять, пятнадцать назад... Может быть, даже не общался настолько хорошо, как мог бы, но был в курсе каких-то важных деталей их биографии... А потом, после школьного или университетского выпускного, резко и безжалостно оборвал последние связи. Будто сбросил балласт с тонущего судна.

...Вот они взахлеб увлекались новыми книгами, играми на улице; знакомились с девчонками, талантливо превращая нежных барышень в неотъемлемую часть своего дружелюбного коллектива. А я... Меня никогда не интересовали ни компании по интересам, ни отношения. Хотя, безусловно, и то, и другое периодически появлялось: мальчики, девочки... Но, какая, в самом деле, разница, когда любовь и страсть сызмальства была возложена на алтарь искусства: живописи. «Миллион-миллион-миллион-алых-роз» Вознесенский писал точно не обо мне.

В настоящее время почти все из бывших друзей обзавелись собственными семьями. Многие женились на тех дамах, с которыми знались со студенческих лет, и сейчас растят совместных детей. Они совсем не вспоминают о том, что приносило искреннюю радость тогда — об окрыляющем чувстве безграничной свободы. Конечно, признаю, возросшее количество обязанностей, высокая степень личной ответственности и бытовая рутина приглушает ее голос. Но, все-таки, не убивает. Зачем же они делали свой выбор, будучи неготовыми срезать крылья? Чтобы после на протяжении последующих лет терзаться депрессией от невозможности самореализации? Мои крылья целы, и я никогда не принесу их в жертву.

...Словно из зазеркалья слежу за элементарными процессами жизнедеятельности человека, до сих пор пытаясь увидеть в них хоть толику смысла. Настолько неспешно, будто намереваюсь жить вечно.

---

Отрубленная голова свиньи похожа на неудачный рисунок пятилетнего ребенка цветными карандашами: кривой, бесформенный и грязный.
Невротичный.

Голова вроде как даже улыбается.

---

Пустота, не тронутая временем. Время, не тронутое пустотой.
Я вспоминаю Веру Холодную, умершую в двадцатипятилетнем возрасте от гриппа. В зените славы.
Но если не станет меня в мои тридцать шесть, обо мне едва ли кто-то напишет подробную статью в Википедии.

Поэтому... Если я умру, ТЫ, пожалуйста, возьми мой телефон, включи ноутбук и зайди в каждый аккаунт. Просто напиши там «его больше нет», чтобы не тешить людей иллюзией бесконечного ожидания. Это так безответственно.

---

Белое перо, вылезшее из чёрной ткани его пуховой куртки, колыхалось от сквозняка и проходило на неприятное насекомое типа мухоловки. Оно сидело на месте и угрожающе шевелило омерзительными лапками.

---

Мне снился сон, в котором я снова и снова пытался быть кем-то другим. Стремился начать с чистого листа, обещая всем, что на этот раз «будет все по-другому».

---

Иногда кажется, будто разлагаешься заживо. День за днем. Месяц за месяцем. Год за годом.
Тело начинает производить незнакомые запахи, выделять незнакомые выделения. Неузнаваемо болеть, заживо разъедаемое временем. Словно бы ты всю жизнь с самого рождения долго и мучительно умирал, но только теперь увидел конкретные физические очертания этого процесса.

---

Все маски, которые я носил, становились неизменной частью организма, помогающей обнажить то, что сам не решался демонстрировать. Но особо опасными для душевного равновесия становились такие образы, в которые я перевоплощался тайно, проникая в жизни хорошо знакомых людей в чужом обличье. Играл с ними роли, от которых неизменно страдал в одиночестве. Все потому, что персонажи эти, будучи свободным в своих проявлениях, оказывались гораздо харизматичнее автора.

Я молча наблюдал, словно узник из зазеркалья, как люди восхищались этими образами, испытывая абсурдную ревность, зависть и злость. Чувствовал себя самым несчастным на земле человеком, потому что каждый божий день начинался с размышлений о том, как же превзойти свое собственное амплуа. Просто раскрыть все карты? Хах, это невозможно. Иначе обманутые будут презирать меня за игру, которую я вел с их доверчивыми сердцами.

Безысходно и нелепо жить тенью собственной тени...

---

Я хочу тех, от кого теряют голову. Тех, за которыми едут на край света. Забывают о собственной гордости. Напиваются до беспамятства. Проводят ночи в гостиницах. Стирают слезы с ресниц чужими неприятными ладонями... Играют в игры... Шепотом на ушко... Ногтем по позвоночнику... С улыбкой на губах... С отвращением к себе.

Нет...

На самом деле... Мне просто необходим искусный хирург, который незаметно вырежет сердце...

---

Ложь твоя, перемешанная с правдой. Полуправдой. Полусказкой. Полубылью. Ты весь такой. Полунастоящий. Полупридуманный. Полуискренний. Тот, о котором я ничего не хочу знать. Но узнаю, становясь оборотнем и нацепляя овечью шкуру на неприглядное обличье волка.

Я знаю, кто ты на самом деле, мой показательно безупречно честный и благородный принц. За твоими речами - зыбкая пустота, в которой можно утонуть будто в хмельном омуте.

Отрезвление наступает внезапно. Как пощечина.

---

Никогда не показывай ни боли, ни страха, ни собственной беспомощности. И враг, и добыча имеют превосходное чутье на слабости. В этом их непревзойденная сила.

Любой охотник рано или поздно может и сам оказаться в чьем-то капкане. Если такое случится, то нужно уметь становиться таким зверем, который сможет отгрызть себе лапу, чтобы освободиться.

---

Мне хочется. Так хочется.
Чтобы руки твои стали чужими.
Чтобы пальцы не узнавали изгибы шеи.
Чтобы ядом не обжигала горькая слюна.

---

Память - чрезвычайно страшная вещь. Особенно, когда возвращает лет на десять назад. Заставляет случайно встречаться с давно забытыми в прошлом друзьями. И молча наблюдать, будто из зазеркалья, жадно впитывать те изменения, которые произошли в их жизнях. Некоторые - весьма неожиданные и вынуждающие осознать одну нехитрую истину: я жестоко недооценивал окружающих, считая их ни на что не способными. Поэтому сейчас, видя обратное, испытываю злость, уколы зависти и одиночества.

Кажется, нужно больше движения в моем замкнутом на себе мире...

---

Я буду помнить.
Холодный август, растекавшийся осенней свежестью по тихой воде озера. Пуховую вуаль, окутавшую плечи. Яблоки, опадавшие под ноги. Красные, как закат перед ветреным днем.

Я буду помнить каждое слово. Удивительную искренность. Схожесть очертаний бьющихся в унисон сердец. Все то, о чем можно было только мечтать. И я мечтал. Годами ранее. Но теперь, получив, отказался добровольно, удушенный приторной щенячьей преданностью.
Возможность свободно дышать полной грудью - личное неотъемлемое право, которое, увы, приходится абсурдно выкупать у других людей, нередко отдавая чудовищно завышенную цену.

---

Чем глубже я позволяю узнать другим о своих интересах, тем отчетливее осознаю, насколько сильно отличаюсь от стереотипного образа «нормального человека». Чем дальше, тем больше людей уходят шокированными.

У меня формируется устойчивый страх сближения и полное нежелание открываться, остро противоречащее стремлению обрести единомышленников.