Он отнял мой голос — просто звучал громче. Чище. Мелодичнее. И я замолчал. Оцепенел прямо на сцене. Больше не смог петь. Только кричать. Плакать. Делая вид, что болезненно вырывающееся из горла отчаяние — лишь часть постановки. С тех пор я нем.