Он отнял мой голос  —  просто звучал громче. Чище. Мелодичнее. И я замолчал. Оцепенел прямо на сцене. Больше не смог петь. Только кричать. Плакать. Делая вид, что болезненно вырывающееся из горла отчаяние  —  лишь часть постановки.

С тех пор я нем.